В каком-то смысле Петеру казалось, что он уже перешел черту и оказался за пределом несчастий, о котором говорила мама. В первую очередь из-за того, что снова стал общаться с Пией. Что-то неумолимо заканчивалось, Петер каждой клеткой своего тела чувствовал приближение конца — приближение краха его брака. Он совершенно не хотел этого и не рассчитывал выбраться из нынешнего ада именно таким образом. Однако подобный вариант не исключен.
По крайней мере, если он будет продолжать встречаться с Пией.
Дорога до Нючёпинга заняла куда меньше времени, чем предполагал Петер, — доехал он совсем быстро. Не проскочить бы нужный съезд с трассы, подумал он, шурша картой.
Наконец он припарковался у нужного дома и вышел из машины. На улице было тепло, хотя солнце вновь спряталось за свинцовыми облаками. Петер огляделся: типичный коттеджный поселок для среднего класса. Машины не новые, но и не старые. Мало новых велосипедов, но все в хорошем состоянии. Чистые и аккуратные детки играют на площадках — словом, идеальное место для страдающих зависимостью от надежности и комфорта шведов.
Развить это умозаключение не дал звонок Алекса.
— Доехал? — спросил комиссар.
— Как раз из машины вышел, — ответил Петер. — Что-то случилось?
— Да нет, просто думал, вдруг ты еще не доехал… Мысль одна пришла, ну да ладно, потом поговорим.
Краем глаза Петер увидел, что входная дверь нужного ему дома приоткрылась.
— Точно потом? — спросил он.
— Точно, — подтвердил Алекс. — Тут у меня появилась одна версия, перезвоню попозже. Хотя есть еще кое-что.
— Версия? — ухмыльнулся Петер. — Ну, с этим лучше к Фредрике.
— Обязательно расскажу ей, уж поверь. Но дело не в этом, есть еще кое-что: в Норчёпинге живет бывший парень Сары Себастиансон. Тот еще тип, она с ним встречалась до того, как уехала на те самые литературные курсы в Умео. Можешь поговорить с ним, прежде чем возвращаться в Стокгольм?
— В Норчёпинге? — переспросил Петер.
— Ну да, это же по дороге…
— Ладно, — согласился Петер. — Только сперва рассказали бы всю историю, а я уж с ним разберусь.
— Отлично, — с облегчением отозвался Алекс, — скажу Фредрике, чтобы перезвонила тебе попозже. — Удачи!
— Спасибо, — ответил Петер, отключил мобильный, улыбнулся даме, вышедшей на крыльцо дома, и стал подниматься по лестнице.
Биргитта Франке угостила его кофе и домашними булочками с корицей. Таких вкусных Петер давно не ел, поэтому сразу съел две штуки.
Биргитта оказалась довольно строгой, но радушной дамой с несколько резким голосом, но добрыми глазами. Седые волосы, но довольно молодое лицо. Эту женщину жизнь, похоже, многому научила, предположил Петер.
Петер вежливо попросил ее предъявить удостоверение личности и обнаружил, что Биргитте только что исполнилось пятьдесят пять. Он поздравил ее с прошедшим днем рождения и еще раз похвалил булочки. Женщина с улыбкой поблагодарила его, в уголках глаз засияли лучики морщин, но ей это было к лицу.
— Вы звонили в полицию по поводу девушки, фоторобот которой мы опубликовали. — От булочек и обстановки дома пора было переходить к делу.
— Да, звонила. Во-первых, я бы хотела знать: она в розыске?
Петер сделал еще один глоток кофе, разглядывая занавески Биргитты, и впервые за несколько лет вспомнил о своей бабушке.
— Она не объявлена в розыск, мы ни в чем ее не подозреваем. Но нам необходимо поговорить с ней, поскольку у нас есть все основания полагать, что она владеет крайне важной информацией по этому делу. К сожалению, подробности я сообщать не уполномочен.
Биргитта задумчиво кивнула.
Петер вдруг подумал о маме Габриэля Себастиансона: этой старой ведьме есть чему поучиться у Биргитты! Например, правилам хорошего тона!
Биргитта вдруг встала из-за стола и вышла из кухни. Петер услышал, как в соседней комнате выдвинули ящик комода, а затем она вернулась с большим фотоальбомом в руках, положила его на стол и пролистнула несколько страниц.
— Вот, — сказала она, показывая на фото, — отсюда начинается.
Петер принялся разглядывать фотографию: Биргитта, еще молодая, рядом незнакомый мужчина примерно того же возраста и девочка-подросток, которая действительно чем-то напоминала женщину из Флемингсберга. На двух других фотографиях еще присутствовал мальчик.
— Моника попала к нам в тринадцать лет, — начала свой рассказ Биргитта. — В то время мало кто брал приемных детей. И не так много детей в этом нуждались, как сейчас. А еще в то время мы полагали, что любовью и терпением можно решить практически любую проблему, — вздохнув, она взяла чашку с кофе. — Но с Моникой у нас ничего не получилось. Мой супруг считал ее ненормальной, не вполне здоровой. Смотришь на фотографии и думаешь — ничего особенного, светленькая девочка с красивыми глазами и миловидным личиком. Но у нее внутри творился сущий кошмар… Если сравнивать с компьютерами — сбой программы…
— В каком смысле? — спросил Петер, листая фотоальбом.
Множество фотографий Моники с приемными родителями, но ни на одной из них девочка не улыбается. Однако Биргитта права: у нее красивые глаза и тонкие черты лица.
— Ее детство прошло в таком кошмаре, что впоследствии мы не раз задавались вопросом, как же мы решились удочерить ее, — объяснила Биргитта, оперевшись щекой на руку. — Хотя, признаюсь, всего нам не говорили, полную информацию мы получили слишком поздно, когда катастрофа уже произошла. Слишком поздно… Хотите еще кофе?