Впоследствии она никак не могла припомнить, почему ей вдруг пришло в голову заглянуть к Натали. Девочка подрастала, но пока что каждый день подолгу спала в коляске. Сначала Магдалена катала коляску, пока девочка не засыпала, а потом оставляла ее во дворе. Дворик был обнесен высокой живой изгородью, к тому же недавно Турбьёрн поставил вокруг дома небольшой забор, поэтому Магдалена совершенно спокойно оставляла Натали спать в коляске.
Входная дверь всегда была открыта, а в коляске лежала радионяня, благодаря которой молодая мама слышала любой посторонний звук, малейший шорох, даже от пролетавших мимо птиц. Возможно, именно такой шорох и встревожил ее, заставил поспешно выйти из кухни на крыльцо. Сквозь стеклянные двери она увидела коляску и, успокоившись, замедлила шаг.
В открытые двери ворвался ветер, длинные льняные занавески зашелестели. От стоящего на подоконнике цветка оторвался лепесток и медленно спланировал на пол. Вот и все, что она запомнила. Теперь эта картина останется у нее перед глазами навсегда.
Магдалена склонилась над коляской — пусто! Словно в трансе она выпрямилась, обвела взглядом двор и изгородь. Никого!
Где же Натали?!
Одну за другой Петер Рюд объехал все автошколы на Сёдере. Еще двое вроде бы видели женщину с картинки, но наверняка сказать не берутся. Впрочем, Петер не сомневался: все они говорят об одной и той же женщине — уж слишком совпадали описания. Во-первых, она явно нервничала. Во-вторых, лицо и руки покрывали внушительные синяки. В-третьих, она хотела узнать, как можно получить водительские права наиболее быстрым способом. Оба владельца автошкол предложили ей интенсивные курсы вождения, но едва она услышала, что уроки нужно брать в другом городе и несколько дней жить в общежитии, как сразу же отказалась. Ее не отпустят с работы, сказала она, и тут же ушла.
Сдались ей эти права, думал Петер. Неужели все ради того, чтобы отвезти труп ребенка в Умео, пока ее ненормальный псих съездит в Йончёпинг свести счеты со своей бывшей?!
В машине он глянул на часы: надо торопиться, следующий пункт программы — Нючёпинг, там его ожидает дама, которая назвалась приемной матерью женщины из Флемингсберга.
Ильва сказала, что они с детьми пойдут на пляж Смедсудсбадет на Кунгсхольмене. Не самая удачная идея, по мнению Петера: она ведь всегда так нервничает, когда надо куда-то идти одной с детьми. А тут еще и на пляж, не очень-то умно. Но, с другой стороны, если в их семье кто и страдает безответственностью, то уж точно не Ильва…
Петеру не хотелось даже смотреть на мобильный — вдруг там окажется пропущенный звонок от Ильвы или Пии? Так и в кювет улететь недолго! «Может, я заболел?» — подумал он. Недавно ему на глаза попалась интересная статья о мужчинах, страдающих от чересчур сильного полового влечения. Логично предположить, что не у всех оно одинаковое. Проблема только в том, что до рождения близнецов с ним такого не случалось. Куда подевалась его старая, привычная жизнь? Что он стал за человек?
Ильва и Петер пытались завести ребенка почти год, прежде чем у них наконец получилось.
Как они тогда обрадовались! Испугались, конечно, но и обрадовались…
— Черт побери, да у нас тут кое-кто растет! — сказал Петер, кладя руку на обнаженный живот Ильвы, когда жена показала ему тест.
Он пытался представить себе, что внутри нее уже зародилась новая жизнь. До злосчастного первого УЗИ они занимались любовью как сумасшедшие, и никаких проблем с половым влечением у Ильвы не было. Наоборот, она хотела его постоянно! Однажды даже вызвонила его с работы домой в обеденный перерыв.
— Это все гормоны! — хихикала она, пока Петер быстро одевался, чтобы бежать обратно на работу.
Сейчас мысль о том, что Ильва может позвонить ему и попросить зайти домой в обеденный перерыв, чтобы заняться любовью, вызывала у него лишь грустную ухмылку. Вообще-то дело даже не в сексе — просто не хватает близости, ощущения, что ты нужен родному человеку и что эта твоя потребность имеет право на существование. А теперь жена звонит ему только по другим, крайне странным поводам. Просит о таких вещах, которые не под силу человеку, если он занят на работе, и совсем не думает о том, что у него вообще-то тоже есть потребности и желания. Однажды вечером он вернулся с работы — день выдался тяжелый, двух пенсионеров ограбили и убили выстрелом в лицо. В ту ночь он попытался обнять Ильву, прижаться к ней, но она извивалась, словно уж:
— Петер, ну зачем ты ко мне прижимаешься! Я не могу спать, когда ты дышишь мне прямо в лицо!
Он молча отодвинулся — конечно, ей ведь нужно высыпаться, — крепко зажмурился, но сон не шел. Он так и не уснул: ни в ту ночь, ни в следующую.
Петер мог по пальцам одной руки пересчитать те редкие случаи, когда он плакал во взрослом возрасте. Сначала на похоронах у дедушки, потом — когда родились близнецы. А потом еще раз, через две недели, после того как он обнаружил тела расстрелянных в лицо пенсионеров — тогда он расплакался при собственной маме, как маленький мальчик.
— Это никогда не закончится, — прошептал он, имея в виду проблемы в отношениях с Ильвой. — Никогда не закончится!
— Закончится, — успокаивала его мама, — все когда-нибудь кончается, Петер. У страдания тоже есть свой предел. В какой-то момент вдруг четко понимаешь, что хуже уже некуда, что теперь может стать только лучше.
Кто бы говорил… Когда-то она думала, что вырастит взрослых мужчин, а потом ей пришлось смириться с тем, что один из сыновей навсегда останется большим ребенком…