Мозг Петера лихорадочно обрабатывал новую информацию.
— Но кто рассказал вам об этом? — спросил он. — О том, что она не родная дочь той женщины?
— Социальный работник, — вздохнула Биргитта. — Но документов я так и не увидела, ведь Моника — пример крайне неудачной работы социальной службы. Они должны были вмешаться куда раньше. Можно сказать, она пережила двойное предательство: сначала ее бросила биологическая мать, а потом — приемная… и возможно, не одна, но тут я ничего точно сказать не могу, — помедлив, добавила женщина.
Петер еще раз перечитал отчет социальной службы и вернулся к фотоальбому: маленькая семья в разных ситуациях — Рождество и Пасха, отпуск и пикники…
— Мы пытались, — дрогнувшим голосом произнесла Биргитта Франке. — Мы пытались, но ничего не вышло.
— Известно ли вам что-нибудь о дальнейшей судьбе девочки? — спросил Петер. — После того как она покинула ваш дом?
— Первые полгода она провела в какой-то больнице, пыталась сбежать оттуда раз десять, не меньше. Однажды даже пришла к нам… Потом ее поместили в еще одну приемную семью, но из этого ничего хорошего не вышло. А потом Монике исполнилось восемнадцать, и больше я о ней ничего не слышала… и тут вдруг эта фотография в газете…
— Но как вы узнали ее? — спросил Петер, аккуратно закрывая альбом и отодвигая его в сторону. — Конечно, она похожа на эту девочку, но все-таки… Почему вы так уверены, что это она?
— Кулон, — с улыбкой ответила Биргитта, но в глазах у нее стояли слезы. — На ней тот самый кулон, который мы подарили ей на конфирмацию, незадолго до того, как она покинула нас…
Петер быстро вытащил фоторобот женщины из Флемингсберга. Сначала он не обратил внимания на кулон в виде льва на довольно толстой серебряной цепочке. Биргитта открыла альбом на середине и показала на одну из фотографий:
— Видите?
Да, тот самый кулон! Теперь Петер окончательно убедился, что девушка, которую они ищут, и вправду Моника.
— Она помешана была на астрологии, — объяснила Биргитта, — поэтому мы и подарили ей кулон со Львом. Сначала она не хотела проходить конфирмацию, но мы уговорили ее, обещая хороший лагерь в шхерах и красивый подарок. Мы думали, что пребывание там пойдет ей на пользу, но, как всегда, ошиблись: она со всеми ссорилась и воровала вещи, как нам потом рассказали. Вот тогда-то мы и поняли, что больше не можем, — призналась Биргитта, убирая со стола кофейные чашки. — Воровать у своих друзей в христианском лагере — последнее дело! Но кулон мы ей оставили.
Петер записал личный номер Моники Сандер, указанный в отчете. Потом ему пришла другая мысль.
— Разрешите, я возьму отчет с собой и сниму с него копию? — спросил он, помахав бумагами.
— Конечно-конечно, можете прислать оригинал обратно по почте. Я стараюсь беречь документы всех детей, которые жили в этом доме.
Петер согласно кивнул, взял бумаги, встал из-за стола, протянул Биргитте визитку и попросил:
— Если вспомните еще что-то, пожалуйста, позвоните мне!
— Обязательно, — пообещала Биргитта. — Подумать только, — немного помолчав, добавила она, — как она могла впутаться в такую мерзость? В такой ужас?
— Нас тоже это интересует, — отозвался Петер, — очень интересует.
В Умео Фредрика Бергман добралась ближе к вечеру. Когда самолет приземлился, тело ломило от усталости. Включив мобильный, Фредрика обнаружила два новых сообщения. К сожалению, встретиться с бабушкой Норы и учителем литературы Сары Себастиансон она сможет только завтра. Фредрика взглянула на часы — почти полшестого, самолет задержался. Ну и ладно. Теперь ей некуда торопиться. Главное, чтобы завтра обе встречи прошли удачно.
Фредрика не успела перезвонить Петеру и рассказать о бывшем парне Сары Себастиансон, хотя и пообещала Алексу сделать это. Оставалось только надеяться, что ему все-таки передали информацию, необходимую для проведения допроса.
Несмотря на усталость, Фредрика ощущала непривычный подъем. Расследование наконец-то сдвинулось с мертвой точки, и что-то подсказывало ей, что они на верном пути. Интересно, где же все-таки Габриэль Себастиансон, наш бывший основной подозреваемый, подумала она. Вероятнее всего, мать помогла ему покинуть страну. Фредрику передернуло от одного воспоминания о встрече с Теодорой Себастиансон. Даже в самом ее доме было что-то отвратительное.
Вечернее солнце ласкало асфальт, когда Фредрика вышла из аэропорта, набрала номер Алекса и в ожидании ответа прикрыла глаза, подставив лицо теплым солнечным лучам. Кожу обдувал легкий ветерок.
Весенняя погода, подумала девушка. Даже воздух пахнет не летом, а весной!
Ни Алекс, ни Петер не ответили, поэтому Фредрика решительно взяла чемодан и направилась к ближайшему такси. Номер в «Стадс-отеле» она заказала заранее. Может, позволить себе бокал вина на террасе, сесть там спокойно и спланировать завтрашнее утро? Заодно можно поразмышлять о сообщении на автоответчике, оставленном дамой из Центра усыновлений…
Вспомнив о сообщении, Фредрика ощутила панику. Неужели все-таки придется принять решение?! Неужели она и правда собирается стать матерью-одиночкой?! Фредрика несколько раз глубоко вдохнула, чтобы сдержать подступившие рыдания.
И почему ее так выбил из колеи этот звонок?! Непонятно! Что за дурацкая истерика? Никто не заставляет ее принимать решение, стоя у выхода из аэропорта Умео! Она растерянно огляделась по сторонам: кажется, здесь она еще не бывала. По крайней мере, припомнить не могла.